Про творчекую интеллигенцию
Наши люди уже забыли, что на самом деле в СССР никакой государственной цензуры и все базировалось на цензуре сомго сообщества. Художники стучали на художников, писатели на писателей и т.д.
Практически большинство из тех, кто сейчас мэтр, успешно таким образом давил соперников и творческих противников. Поэтому наиболее нравственными писателями в СССР могут считаться как раз Твардовский, Фадеев, а в Казахстане Иван Шухов, которые использовали свой авторитет, чтобы защищить тех, кого хотели сожрать их коллеги.
Вот прекрасное интервью Михаила Шемякина, которое взяла Яна Лепкова для Максима http://yana-lepkova.livejournal.com/93818.html
Цитата
Когда-то власть выгнала вас из страны. Теперь нынешняя власть, духовная преемница прежней, вручает вам Орден Дружбы. Не противно брать ордена из этих рук?
Знаете, когда мне делают «фи», что я, мол, общаюсь с бывшими гэбешниками, я вспоминаю сразу полковника, который, собственно, и организовывал мое изгнание. Он мне тогда сказал: «Мы предлагаем вам три варианта: сумасшедший дом, который вы уже прошли, изгнание из страны или лагерь, из которого вы уже не выйдете, поскольку будете все время получать дополнительный срок. Союз Художников жить вам на свободе не даст, и мы вынуждены будем вас изолировать, потому что у нас на вас вот та-а-акое досье доносов, свидетельствующих, насколько вы опасны для советского общества. Поэтому мы решили вас спасти, и предлагаем вам все-таки лучший вариант: выбрать страну и уехать. Рассказать об этом родным и друзьям вы сможете только через два месяца после того, как пересечете советскую границу. С собой не разрешается взять ничего, даже маленького чемоданчика. Для начала новой жизни вам выдадут 50 долларов. Единственное, я вас прошу: поменьше там выступайте. Поверьте мне, Россия, возможно, изменится, и когда-нибудь вы сможете вернуться». Чтобы вы понимали – это был 1971 год. Люди еще сидели по лагерям.
Я был тронут. Потом полковник взял мой паспорт, спички, и стал жечь те страницы, где стояли штампы – о моей женитьбе, о разводе, о рождении дочери Доротеи Михайловны… Я спросил удивленно – к чему такие меры предосторожности? Он ответил: «Михал Михалыч, свои – хуже врагов. Вы не знаете нашей системы, а у нас есть разные отделы. Вот наш отдел считает вас талантливым художником, и мы должны, мы хотим вас спасти. А есть другой отдел, который считает, что вас не нужно высылать, и до тех пор, пока мы вас не посадим, за вами очень легко наблюдать. Вы собрали вокруг себя круг художников, поэтов, музыкантов, и есть мнение, что с вашим отъездом компания может распасться, и следить за этими людьми будет гораздо сложнее». То есть он мне дал понять, что в нашем проверенном тесном кругу, оказывается, был стукач!
Все эти факты очень важны, чтобы вы поняли, что такое в то время были органы госбезопасности; там люди были передовые, люди с иными взглядами. Поэтому, когда мне сейчас говорят, мол, ты с гэбэшниками чай пьешь в Кремле, вместо того, чтобы им в рожу плюнуть, - так мне больше хочется плюнуть в рожу тем художникам, которые нас травили, и тем лже-друзьям, которые писали на нас доносы, из-за которых нас потом сажали в дурдома.
Практически большинство из тех, кто сейчас мэтр, успешно таким образом давил соперников и творческих противников. Поэтому наиболее нравственными писателями в СССР могут считаться как раз Твардовский, Фадеев, а в Казахстане Иван Шухов, которые использовали свой авторитет, чтобы защищить тех, кого хотели сожрать их коллеги.
Вот прекрасное интервью Михаила Шемякина, которое взяла Яна Лепкова для Максима http://yana-lepkova.livejournal.com/93818.html
Цитата
Когда-то власть выгнала вас из страны. Теперь нынешняя власть, духовная преемница прежней, вручает вам Орден Дружбы. Не противно брать ордена из этих рук?
Знаете, когда мне делают «фи», что я, мол, общаюсь с бывшими гэбешниками, я вспоминаю сразу полковника, который, собственно, и организовывал мое изгнание. Он мне тогда сказал: «Мы предлагаем вам три варианта: сумасшедший дом, который вы уже прошли, изгнание из страны или лагерь, из которого вы уже не выйдете, поскольку будете все время получать дополнительный срок. Союз Художников жить вам на свободе не даст, и мы вынуждены будем вас изолировать, потому что у нас на вас вот та-а-акое досье доносов, свидетельствующих, насколько вы опасны для советского общества. Поэтому мы решили вас спасти, и предлагаем вам все-таки лучший вариант: выбрать страну и уехать. Рассказать об этом родным и друзьям вы сможете только через два месяца после того, как пересечете советскую границу. С собой не разрешается взять ничего, даже маленького чемоданчика. Для начала новой жизни вам выдадут 50 долларов. Единственное, я вас прошу: поменьше там выступайте. Поверьте мне, Россия, возможно, изменится, и когда-нибудь вы сможете вернуться». Чтобы вы понимали – это был 1971 год. Люди еще сидели по лагерям.
Я был тронут. Потом полковник взял мой паспорт, спички, и стал жечь те страницы, где стояли штампы – о моей женитьбе, о разводе, о рождении дочери Доротеи Михайловны… Я спросил удивленно – к чему такие меры предосторожности? Он ответил: «Михал Михалыч, свои – хуже врагов. Вы не знаете нашей системы, а у нас есть разные отделы. Вот наш отдел считает вас талантливым художником, и мы должны, мы хотим вас спасти. А есть другой отдел, который считает, что вас не нужно высылать, и до тех пор, пока мы вас не посадим, за вами очень легко наблюдать. Вы собрали вокруг себя круг художников, поэтов, музыкантов, и есть мнение, что с вашим отъездом компания может распасться, и следить за этими людьми будет гораздо сложнее». То есть он мне дал понять, что в нашем проверенном тесном кругу, оказывается, был стукач!
Все эти факты очень важны, чтобы вы поняли, что такое в то время были органы госбезопасности; там люди были передовые, люди с иными взглядами. Поэтому, когда мне сейчас говорят, мол, ты с гэбэшниками чай пьешь в Кремле, вместо того, чтобы им в рожу плюнуть, - так мне больше хочется плюнуть в рожу тем художникам, которые нас травили, и тем лже-друзьям, которые писали на нас доносы, из-за которых нас потом сажали в дурдома.
